Cлово “культура” употребляется очень часто. Вроде бы все пони- мают, что такое культура. Но, в то же время, существует более 400 определений этого понятия, и его содержание все более разнообразно интерпретируется. При таком разнообразии общее, пожалуй, только одно: понятие “культура” применяется в отношении к человеку и обществу. К природе же, только как к измененной, обработанной, оформленной людьми, или хотя бы осознанной в качестве человеческой ценности. То есть, вообще-то говоря, всеми, кто пишет о культуре, удерживается древнеримское противопоставление понятий “cultura” – “natura” (природа), при котором культура это и есть то, что не природа. Отличие от природного, “надбиологичность”, оказывается главной (хотя не единственной) особенностью культуры, когда ее определяют, например, как “специфический способ человеческой деятельности”.
Но ведь далеко не все, что не природно и что представляет собой особый способ человеческой деятельности, есть смысл считать культурой. Польский юморист Станислав Ежи Лец как-то задал вопрос: если людоед ест ножом и вилкой, это – прогресс? Заменим слово “прогресс”, словом “культура”. Стал ли людоед культурным, если научился есть ножом и вилкой? Возможно ли культурное людоедство? Вряд ли. Деятельность, нацеленная на разрушение жизни, не может считаться явлением культуры. Убийство человека человеком – вообще не факт культуры. И самое изощренное убийство, с самыми современными средствами, – тоже. Высокотехнологичный пыточный процесс с прекрасно оформленными орудиями пытки, атомная бомба и т. д. – все это не явления культуры, хотя они явно не природны. В содержании понятия “культура” есть еще нечто, о чем писал великий гуманист XX века А. Швейцер, определивший культуру как “совокупность прогресса человека и человечества во всех областях и направлениях, при условии, что этот прогресс служит духовному совершенствованию индивида как прогресса прогрессов”
В. П. Большаков
